Первый час ночи. Работа не работана, костюм не шит, за окном фонари и плотные хлопья снега. Я сыграл на гитаре Шоколад для Мэри от Orange House, смотрю в окно, слушая их же. Они, их S.O.S., лежащий подписанным диском на полке - про осень первого курса, про тяжело, тревожно, но по-своему хорошо. Про долгие прогулки, усталость, постоянное чувство голода, но какое-то такое хорошее волнение, правильное - волнение про перемены, про новое, даже если сложное и страшное. Про смотреть Клинику до трех ночи, сидя в темном зале перед телевизором и попивая подогретое домашнее вино. Про плохой тревожный сон и первые пары в институте. Про переводы по ночам, про черноплодку и мяту в эмалированной кастрюле. Про желтую листву по ночам и совсем чуть-чуть про первый пролетающий снег.

День обещает быть сложным для нас двоих
В книгах советы по легкости бытия
Слова сложились в один одинокий стих
В нем может быть даже имеются ты и я

Мы отсняли Рыжего. В смысле Рыжего в образе Рыжего. Пока не успел понять - как. Когда хорошо фотографически, тогда не образ. Когда образ, тогда да, но в зачетную работу не пойдет.
На месте когда-то глубоко любимой Crema открылось что-то подобное. Но уже не то. Интерьер почти не изменился, формат тоже не сильно, а атмосфера уже не та. Стало... Обычно. Слабее, проще, не то. Зато вбегать туда с неразгибающимися пальцами, наводить с Рыжим шороху, просто потому что, ну, это мы, мы немного шумные. Потому что только что отморозили Рыжему попу, мне - пальцы, жгли сигареты во имя искусства, радовались результату, я почти лежал плашмя на траве, снимая берцы, Рыжий был королем мусорок (не спрашивайте) и вообще потому что добрались друг до друга в нерабочей обстановке. Почти не рабочей. И потому что в этот раз пытались сделать Рыжего как надо, а не жизнерадостной няшкой как несколько лет назад.
А было это, кстати, как раз перед моим первым курсом. А кажется, что так недавно. И сколько лет мы, оказывается, знакомы, если ещё после школы отмечали мой выпуск красными прядями, бритыми висками и коньяком с колой. А до того он собирал меня на выпускной (сооружая самую сложную прическу из всех: вытягивая тогда ещё длинные волосы).
И вот мы сидели в почти пустой кофейне, Рыжий пил кофе, я - смородиновый кисель, в меню - с имбирем, в стакане - с мятой и огромным количеством сахара, зато горячий. И просто... Просто были. Легко и свободно, по-родному.
И почему-то такое ощущение, что было это не несколько часов назад, а на прошлой неделе.

Пока твой взгляд цвета неба ещё живой,
Верь мне...

Береги сердце в толпе метро кольцевой так просто сойти с ума.
Закрывать глаза внутрь, чтобы сберечь тепло, ведь скоро опять зима.
Давно научившиеся здесь выживать и забывающие, как жить,
Люди, не умеющие между строк читать и разучившиеся любить.

Вместо выходного сегодня был валлийский четверг. И три часа любования шикарными деревянными башмаками, издающими очень классные звуки, познания небанальных конструкций и забористых валлийских схем.

И вот я сижу... И ничего не делано. Но хочется писать этот пост, досматривать Эвана Хэнсена и играть на гитаре. Потому что по-другому никак. Потому что иначе не жить. Потому что на вопрос "чем тебе помочь" я начинаю отвечать "добить". Потому что уже сам начинаешь не любить себя за нытье, ведь все же так живут и ничего, а ты расклеился, потому что ресурс на исходе, потому что гори оно всё синим пламенем, если прямо здесь и прямо сейчас я не буду сидеть и бить по струнам, собирать буквы в предложения и снова загонять себя в угол, откладывая дела.
Лента контакта выдает мемчики в стиле "в ноябре каждый приличный человек должен от трех до десяти дней проваляться в депрессии. Если вы почему-то не валяетесь как алюминиевая ложка, это говорит о недостаточно тонкой душевной организации. Поэтому хотя бы не признавайтесь никому, не позорьтесь". И бред, конечно, но алюминиевая ложка это вот оно, это очень точно. Но главное "горячий чай не смешивать со льдом".

Из всех очерченных кругом углов
Строить лесницу ниже верха квартир:
Меньше - не будет слов,
Больше - не хватит сил.